Лунный бархат - Страница 71

Лешку замутило. В этот момент Клара показалась ему удивительно похожей на голодную собаку, которая грызет кость — она даже чмокала и облизывалась, отрываясь от раны. На Лешку напал странный столбняк; он стоял, не шевелясь, и смотрел, не в силах моргнуть.

Тело девушки обмякло, и Клара отшвырнула его в сторону. Девушка тяжело и неуклюже упала на припорошенный снегом асфальт, как набитая ватой кукла в человеческий рост. Клара выпрямилась и медленно пошла к Лешке, облизывая окровавленные губы, то ли похотливо, то ли хищно — Лешка, во всяком случае, не понял, что она собирается делать, но, пожалуй, в этот момент предпочел бы укус поцелую.

— Ну что, смелый смертный? — насмешливо спросила Клара. — Как насчет ноченьки наедине? А?

Лешка сделал шаг назад.

— Куда же ты, кавалер? — продолжала Клара, не спеша, подходя все ближе. — А любовь-то как же?

— Клара… ты ее убила… Ты ж ее просто убила. Ни за что, просто так, взяла и убила. Она ж ни в чем не виновата, никому ничего не сделала…

Клара презрительно рассмеялась.

— Ах, бедная девочка! Порыдай над трупом, добрый самаритянин!

— Не о чем тут разговаривать, — сказал Лешка, развернулся и побрел куда глаза глядят — от мертвой бродяжки и мертвой Клары, которая снова рассмеялась и свистнула вдогонку.

Его мутило от привкуса крови и ладана.

Энди стоял у ворот гаража. Ждал.

— Ты что так рано? — спросил Лешка через силу. — Я думал — ты под утро придешь.

— Мне показалось — у тебя случилось что-то.

Лешка открыл гараж, впустил Энди, вошел, торопливо запер дверь. Энди прошел за ним к дивану, потом к шкафчику, где стояли банки консервов и бутылки, молча пронаблюдал, как Лешка потряс пустую коньячную бутылку, в сердцах сунул ее обратно, вытащил фляжку с водкой, отвинтил крышку, глотнул.

— Леш, что случилось-то, а?

— Она ее убила, — выдавил Лешка с мучительным трудом, кривясь, глотая воздух, как гвозди. — Просто убила. Как эти гады — Маргошку. Сука.

Энди смахнул с плеча Лешкиной куртки растаявший снег. Вытер об свитер мокрую ладошку.

— У нее характер сложный, Леш. Эмма вот…

— Эмме вот надо было думать, с кем возиться. Гадина. Девчонку убила, молоденькую девчонку…

— Леш, у тебя губы синие. Замерз, да? Тебе надо было домой пойти.

— Не могу. Я замерз немного. Она меня поцеловала…

Лешка хотел еще что-то сказать, но тут навалился жуткий озноб, такой, что затрясло крупной дрожью, залязгали зубы, онемевшие пальцы не хотели расстегнуть пуговицу. Лешка снова потянулся к фляжке с водкой, но Энди перехватил ее и сунул в шкаф.

— Людям вредно без закуски водку жрать, Леш.

— Там где-то — кильки в томате…

Энди, не слушая, подошел, расстегнул Лешкину куртку, от чего стало еще холоднее — и обхватил руками поверх одежды, сцепив пальцы у него за спиной. В первый момент холод оглушил Лешку, от холода свело руки и ноги, заныли пальцы, замерло сердце — но уже мгновение спустя непонятно откуда пришло живое тепло. К теплу подмешивалась эйфория, но совсем не того порядка, что от Клариного поцелуя — в душу пришел покой, разум прояснился, головокружение потихоньку пропало.

— Что это? — пробормотал Лешка сонно.

— Сила это. Я не Артур, но все-таки…

Тепло превратилось в жар. Энди разжал руки — и Лешка сбросил куртку. Привычно захотелось есть и спать. Мысли потихоньку выходили из полного раздрая в нормальное русло.

Энди сел на диван. Он смотрел, как Лешка разыскивает завалившуюся банку с кильками, и устало улыбался. Вокруг его глаз появились непривычные иссиня-серые тени, с какими обычно изображают нечисть и оживших мертвецов в кино.

— Выглядишь, как вампир Лестат, — усмехнулся Лешка.

— Балда ты, Леш… Между прочим, это было мое тепло. Я не из Князей, у меня его не в избытке.

— Ты мне отдал, что ли?

— Вот именно.

Лешка подошел, бросил банку с открывалкой на стол, сам обнял Энди за плечи.

— Знаешь, Эндюшка, такого друга у меня еще никогда не было.

— Грабки-то убери, — слабо отмахнулся Энди. — Я, чтоб ты знал, еще вреднее водки, я — как героин, вызываю необратимое привыкание, так что нечего лапиться.

— Ничего, — сказал Лешка, так и держа его в охапке. — Авось не привыкну.

Когда мы проснулись ранним вечером, первым делом я раздернул плотные шторы. За окном, глубоко внизу в синем сумраке мерцали серебряные деревья. Это выглядело, как лес из сказки про деда Мороза. Даже провода опушились инеем и висели между домами, как елочная мишура. Антенны на крыше дома под нами напоминали белые мохнатые кораллы с изогнутыми рогами веток. Прямо напротив окна в черном небе висела в туманном круге розоватая жемчужная луна. Наступила настоящая новогодняя погода — до праздника оставалось уже недели две, никак не больше.

Джеффри неслышно подошел сзади и сказал:

— Будем выполнять петровский указ, Мигель?

— Какой это?

— Ну, елку, елку будем украшать? Вифлеемская звездочка на макушке, свечки, все эти рождественские прелести, а?

— Ну да, почему бы вампирам и не праздновать Рождество! — сказал я и толкнул его плечом.

Джеффри рассмеялся и показал мне пару красненьких елочных шариков на шелковой ленточке.

— А мне нравится, — сказал он. — Симпатичный обычай, не говоря уже о восхитительном запахе.

— Ну, хорошо, — сдался я. — Украшаем елку и водим вокруг хоровод.

— И поем «Маленькой елочке холодно зимой».

— Нет, лучше «В лесу родилась елочка».

— А кто ее родил? Колко же ему было…

— Да ну тебя, пошляк!

Джеффри принес бутылку кагора и стаканы. Я бы, пожалуй, хлебнул и чего-нибудь покрепче — мы с ним жили одним кагором. Он взглянул на меня и сказал: